Боярин Лисьин, наверняка гордый успешно проведенным уроком, умчался к усадьбе. Пахом, поднатужившись, водрузил наряженный в кирасу чурбак на пень, принялся выдергивать стрелы.
— Да ты не огорчайся, новик, — утешил он Андрея. — Зелье огненное — штука полезная. Но тяжелая больно. Как самострел. От маленьких проку нет, а большие тяжелые. Зато на стенах крепостных они в самый раз будут. Особливо дробом по пешим ворогам при штурме стрелять. Целые просеки прокладывает.
Спроси батюшку, пусть для усадьбы тюфяка купит. И в Луках Великих можно у воеводы для башни несколько штук истребовать. Вот и натешишься. Ты ведь управляться с этим делом сподручен, все видели. Толковых пушкарей не так много ныне. А маленькие пищалки брось. Не будет с них толку.
— Выдел бы ты пулемет, заговорил бы иначе, — хмуро ответил Зверев. — Любой «Калашников» десяти тюфяков ваших стоит. А калибром — всего семь миллиметров с хвостиком…
Новик замолчал, обдумывая проскользнувшую мысль, потом ринулся к своим ружьям, заглянул в ствол. Калашниковских калибров в него входило три с небольшим по диаметру. А если по кругу — то и все пять получатся.
— Пахом, со мной пошли. Остальным вели десять чурбаков в ряд в полушаге друг от друга расставить. Догоняй!
В этот раз пули пришлось отливать. Матушка после недолгих уговоров согласилась отдать на растерзание тяжелое свинцовое корыто для замачивания белья. Андрей с Пахомом отнесли его в кузню, отрубили край обычным топором, расплавили на углях в железном ковше. Новик пальцем в земле сделал два десятка выемок — в них и разлили. Подождали, пока остынет, выковыряли. Пахом продолжил литье, а Андрей принялся катать пули кувалдой по наковальне, придавая круглую форму. Час работы — примерно сотня пуль готова. Калибр — около сантиметра.
— Ну, последний шанс, — высыпал пули в поясную сумку новик. — Не получится — брошу эту дурь с прогрессом и технической революцией. Но один раз все же попробуем.
Пока их не было, холопы выстроили дюжину чурбаков в ровную линию, словно ряд атакующей фаланги, и теперь ожидали продолжения зрелища, негромко переговариваясь. В однообразной зимней скукоте развлечение боярского сына давало хоть какое-то веселье.
— Только без аплодисментов, — себе под нос буркнул Зверев, встал возле сошки, снова зарядил ружья, на этот раз закатав в каждый из стволов поверх пыжа по восемнадцать пуль — по калибру они ложились аккурат три штуки в ряд. Сверху тоже поджал пыжом. — Белый, фитиль зажигай. Ну, Господи, сделай милость — каждое утро «Отче наш» читать буду.
Он направил ствол в сторону горушки и нажал курок.
Д-дада-х!!! — приклад двинул в плечо с такой силой, что Андрея развернуло боком. Впереди все густо заволокло дымом, не разглядеть. Но, судя по выкрикам болельщиков, куда-то он все-таки попал. В нетерпении Зверев сделал несколько шагов вперед, за белую пелену… Из двенадцати чурбаков четыре, по правую сторону, валялись на земле.
— Ага! — Настроение мгновенно улучшилось. — Знай наших!
Он вернулся, подхватил второй ствол, кинул на рогатку, повел в левую сторону.
Д-дада-х!!! — на этот раз тяжелая картечь снесла сразу шесть чурбаков.
— Другое дело, — засмеялся Андрей. — Два выстрела, как полный магазин от «Калашникова». Мужики, поставьте деревяшки, я еще раз попробую!
— Ты пока заряжай, новик, — вскинул руки Пахом. — А я сей миг…
Он побежал к усадьбе.
Зверев пошуровал в стволе шомполом — вдруг там остались тлеющие кусочки, — сделал себе мысленную пометку, что нужно изготовить еще и банник для прочистки, отмерил пороху, прибил его пыжом, отсчитал восемнадцать пуль, опять прихлопнул пыжом. Взялся за второе ружье. Пока возился, из усадьбы показались дядька и идущий следом боярин.
— Ну, показывай, Андрейка, чего ты тут исхитрился придумать?
Новик, небрежно пожав плечами, вскинул на рогатку один ствол, пальнул. Тут же поднял другой, выстрелил снова. Когда дым рассеялся, стало видно, что в ста метрах от него из двенадцати чурбаков на месте остались только два.
— А помысли, батюшка, коли не он один, а все твои холопы перед сечей в ворога так пальнут? — вкрадчиво произнес Белый.
— Ну, сын мой — ладно, он наукам всяким обучен, — покачал головой Лисьин. — А холопы так смогут ли?
— Дозволь я попробую?! — вызвался Никита, молодой еще парень, у которого только начинали темнеть усы и прорисовываться борода.
— Давай, — махнул рукой Василий Ярославович.
Андрей зарядил ружья, холопы расставили по местам мишени.
— Наводишь ствол на чурбаки, — пояснил новик, — задерживаешь дыхание и нажимаешь этот крючок, чтобы фитиль на полку с порохом опустился. Понял? Ну, давай…
Зверев отбежал. Никита, как и он в прошлый раз, прижался щекой к ложу, метясь стволом в правый край ровного ряда целей, нажал спуск…
Д-дада-х!!! — оружие, выплюнув тучу дыма, прыгнуло вверх, холоп отлетел на два шага назад и распластался в снегу, остальные захохотали.
— Эк тебя ноги-то не держат? — покачал головой, боярин.
— Дык, батюшка… Она, знаешь как… пинается!
— А сын-то мой вон, стоит. Не падает.
Между тем дело все равно было сделано. Картечный сноп снес три крайние мишени.
— Каждый по столько, да разом… Тоже неплохо, Василий Ярославович, — гнул свое дядька, нахваливая идею воспитанника.
— Давай тогда сам попробуй, — предложил ему Лисьин.
— Ой… — тяжко вздохнул Белый, осенил себя знамением, но к Андрею подошел: — Ну, давай, что ли?
Встал за сошкой, приложился щекой к ружью и — выбил разом пять чурбаков, не упустив оружия и устояв на ногах.