Еще эта троица у костра…
Он ощутил движение за спиной, резко ударил назад подтоком. Послышался вскрик — и тут литовец спереди тоже рванулся к нему, метясь в область ключицы. Андрей сделал шаг навстречу, вскидывая оружие вертикально. Меч звякнул об огромный полумесяц, они сошлись с дезертиром в упор, глаза в глаза. Но если меч остался где-то у Зверева за спиной, то острие бердыша прижималось бандиту к лицу.
— Все! — предупредил новик и дернул оружие вниз, отводя древко назад.
Отточенная сталь заскользила противнику по лицу, вспарывая кожу и надрезая кость. Тот, роняя оружие, завыл, попятился, закрыв лицо руками, а Андрей снова крутанулся, отгоняя возможных противников за спиной. Двое отскочили, а один, стоявший на колене, оказался слишком занят раной у себя на бедре. Тяжелый бердыш, стремительно режущий воздух, легко отсек ему руку чуть выше локтя и прорубился сквозь тело сантиметров на десять в глубину.
— Вот, проклятье!
К этому новик совсем не стремился. Но назад ведь не пришьешь…
Оставшиеся дезертиры, двое с ножами и один с мечом, продолжать схватку не спешили, держась от Андрея в трех саженях. А вот бедолага со вспоротым лицом вдруг дико взвыл, подхватил меч и кинулся вперед, склонив голову набок, чтобы кровь не заливала единственный глаз:
— Убью-у!
Новик подбил его клинок вверх, тут же сделал ответный укол и отступил в сторону. Литовец, уже мертвый, упал возле костра.
— Вы мечи подберите, — предложил Андрей, — если с ножами страшно. Я подожду. Пусть все будет по-честному.
Трое — не семеро. В том, что он справится с троими, Зверев ни на миг не сомневался. Даже если они возьмут щиты.
— Кто такие?! А ну, бросай! Бросай все!
На поляну выбежали с копьями Пахом, Вторуша, Мансур и сам боярин Василий Ярославович. Дикие литовцы с некоторым даже облегчением побросали свои клинки. Для них сражение окончилось без крови.
— Ух ты, — присвистнул Вторуша, бродя между трупами. — Как это ты их так осадил, Андрей Васильевич? Мы ведь задержались токмо лыжи надеть, да рогатины подхватили. Когда успел? Чем так ловко?
— Да вот, — поднял перед собой бердыш Зверев. — Вот так и так колешь, вот так издалека рубишь, вот так в упор режешь, а так от стрел прикрываешься.
— Дозволь, новик, глянуть?
Холоп взял новенькое оружие, покрутил в руках, кольнул, перехватил у обуха и косицы, снова за конец ратовиша, пару раз взмахнул:
— Глянь, и изгиб на острие, как у сабли. Василий Ярославович, им ведь и с коня рубить сподручно. Вот бы и мне такой в поход ратный? Как его ни возьми — хоть издалека, хоть рядом, — а в руку ложится приятно. Баланс чуть сдвинут, но коли двумя руками, то и вовсе незаметно.
— Дай… — Боярин забрал оружие, тоже немного поиграл. Пожал плечами. — С саблей проще. Она легкая, быстрая, носить удобнее. А эту за спину вешать придется. Для сшибки коротковата. На длинное ратовище насадишь — баланс потеряется.
— Коли в сече удобна, Василий Ярославович, то можно и поносить.
Боярин снова взмахнул невиданным оружием, пожал плечами:
— Ну, коли не лень таскать, то скажи Малюте. Пусть скует. А пока гоните этих татей к саням. Вот кто нам ныне их до усадьбы потащит. Вовремя попались, вовремя…
О дальнейшей судьбе взятых в лесу то ли татей, то ли просто беглых людишек Андрей не узнал. Поначалу не поинтересовался, а потом закрутились новые события. Ведь на медведя, как скоро выяснилось, боярин отправился не просто так. В усадьбе с привезенного зверя холопы сняли шкуру, потом принялись срезать мясо и тут же, не внося в дом, пересыпать солью, специями, поливать каким-то соусом — и под присмотром Василия Ярославовича укладывать в кожаные мешки.
— За десять ден дойдет, — увязав в два мешка почти четверть туши, решил боярин. — И мыслю я, штуку эту твою хитрую тоже надобно нам прихватить. Пусть люди посмотрят.
— Куда прихватить, батюшка? — не понял новик.
— Как куда? В Москву, Андрюша, в Москву. Пора за выслугу свою серебро от казны получить. Ну, и тебя показать. Новик ты или нет? Со мной поедешь, сын!
Выехали, разумеется, еще затемно, на десяти конях. Боярин с новиком, Вторуша, Никита и шесть вьючных лошадей. Или заводных — как посмотреть. Везли на них дорожные припасы: ячмень, вино, пироги — и кое-какое добро. Но сильно не нагружали, так что скакуны легко могли идти и на рысях.
Свои земли Василий Ярославович знал наизусть, мог ориентироваться среди лесов и ручьев в полном мраке. Да и заблудиться или попасть в яму на речном льду трудновато. Поэтому по Окнице и Линнице путники промчались, несмотря на ночь, широким шагом и на шлях выехали, когда небо только-только начало светлеть. Повернули направо — и сразу перешли на рысь. Самый неприятный аллюр, при котором, как кажется, седло не просто дергается снизу, а специально метится: как бы хорошенько поддать тебе деревянным сиденьем по мягкому месту. Желаннее всего на рысях — просто встать на ноги. Но невозможно же стоять на ногах всю дорогу! А путь получился не малый. Ровно десять дней вышло — хотя и мчались они ходко. Сорок минут рыси, двадцать — широким шагом, потом опять рысью. Ночевали на постоялых дворах, так что времени на уход за лошадьми или еду почти не тратили.
Десять дней на рысях! В конце второго дня Андрей мог спать только на животе. К концу третьего — ходил, расставив колени в разные стороны. К концу четвертого — начал потихоньку сходить с ума и думал лишь об одном: когда все это кончится?
На четвертый день селения уже перестали прятаться от дороги, выставляя свои подворья на любование проезжающим. Постоялые дворы тоже попадались уже не только возле городов, но и на перекрестках, в деревнях, а то и просто на длинном однообразном переходе. Время от времени в стороне от дорог встречались монастыри — обнесенные могучими каменными станами, с высокими башнями, смотрящими на прихожан разрезами множества бойниц, и города — с золотыми куполами храмов и широко раскинувшимися посадами. На созерцание красот у путников не оставалось ни времени, ни желания. Во всяком случае, у Зверева. Его спутники, может, все это уж наизусть помнили.