— Зачем? Токмо холод зимний впускать!
— Открой!
Недовольно бормоча себе под нос, дядька растворил слюдяную раму. Тотчас на подоконник опустился ворон, каркнул, стряхнул повешенный на шею небольшой березовый туесок и выпрыгнул наружу.
— Тьфу, прости Господи, — торопливо перекрестился Пахом. — Выбросить пакость-то эту?
— Открой, что в ней?
— Да жир какой-то, новик. Крапивой воняет. Выкинуть?
— Нет, — откинул одеяло Андрей. — Натри-ка мне этой мазью тело. Везде, где раны есть.
— Ох, грехи мои тяжкие, — опять прикрылся знамением Белый, однако просьбу выполнил, зараз вычерпав весь туесок до дна.
Тело словно погрузили в теплую газированную ванну — его пощипывало, покусывало, щекотало, как опущенную в муравейник руку. Зверев, сберегая тепло, спрятался под одеяло, и дядька переставил поднос ему на ноги:
— Вина поперва выпей, пока теплое. Здорово кровь разгоняет.
Андрей, подняв кубок, сделал несколько глотков и откинулся на подушку, наслаждаясь терпким вкусом. Опять сделал несколько глотков, поставил вино, втянул носом аромат печеного мяса.
— Ты прям как три дня не емши, новик, — хмыкнул дядька.
— Ох, ты даже не представляешь, Пахом, какое это чудо: сочный кусок настоящего, горячего, хорошо пропеченного мяса!
Зверев поднял нанизанные на деревянный шампур пузырчатые заячьи почки, пахнущие мятой и шафраном, и с наслаждением впился в их упругую пряную плоть.
После мази старого волхва уже на третий лень коричневые корки запекшейся крови начали скручиваться и отскакивать, обнажая розовую молодую кожу. Андрей же впервые ощутил в себе достаточно сил, чтобы подняться с постели, самостоятельно одеться и прогуляться по усадьбе. Подворники кланялись, крестились, качали головами. То ли восхищались его отвагой, то ли поражались непомерной гордыне и глупости.
На кузне вовсю шла работа. Вдоль жердяной стены, целясь в потолок, стояли уже три пищальных ствола. Чуть покороче тех, что сковал в Великих Луках Степан, чуть потоньше — но вполне добротные огнестрелы. Если выдержат испытание настоящим порохом, можно в дело пускать. Еще один ствол пока еще нагревался в горне.
— Бог в помощь, Малюта, — кивнул кузнецу новик. — Оружие мне на заказ можешь сделать? Привиделось мне оно недавно и дюже понравилось.
— Отчего не сковать? Скую, Андрей Васильевич. Чего делать-то надо?
— А вот… — Новик быстрыми движениями нарисовал на полу полумесяц длиной в полтора метра, шириной у обуха сантиметров тридцать. — Внизу хвостик, и в нем две дырочки, чтобы к древку прибить. Ну, и в обухе тоже. Для надежности.
— Ого, какой, — присвистнул Малюта. — Это ведь его еще из булата добротного делать надобно, коли для ратного дела игрушка.
— Так сделаешь, али в Великие Луки скакать придется?
— Сделаю, Андрей Васильевич. Вот пищаль закончу, да и займусь. До ночи готово будет. Ладно так?
— Делай, — кивнул новик и вышел на воздух, едва не сбив с ног шагающую с коромыслом Варвару. — Ой, елки! Извини. Что-то давно я тебя не видел. Ведра пустые?
— Не беспокойся, Андрей Васильевич, полные. — Щеки девушки порозовели, она опустила взгляд.
— А что, Варя, может, погуляем сегодня вечерком? — внезапно для самого себя решился Зверев. — Чего все время дома сидеть?
— Боюсь, Ольга Юрьевна не пустит. — Она забегала глазами но сторонам. — За прялку вечером сажает. Пойду я, Андрей Васильевич. На кухне совсем воды нет.
— Ну, иди. — Андрей, поняв, что его «отшили», отвернулся.
Вредный все-таки старикашка — этот Лютобор! В такую минуту обратно в настоящий мир вытащил! Ради такого момента Андрей согласился бы есть одну только печеную рыбу еще целую неделю. Так ведь нет… Новик махнул рукой и пошел обратно в дом. Отвалившиеся за время короткой прогулки кровяные корки ползали под косовороткой и неприятно царапались. К тому же для здоровья неплохо было выпить еще корец красного виноградного вина.
За бердышом новик зашел утром, когда в кузне еще не начал весело звучать молот. Сверкающий стальной серп почти не отличался от того, что остался в доме тупого пасечника, рядом с горячей девушкой Мартой. Ратовище Андрей вырезал сам из одной из заготовленных для рогатин ясеневых реек. Вогнал конец в обух, прибил четырьмя гвоздиками. Прижал косицу к середине древка, тоже прибил, а сверху для прочности обмотал вымоченным с вечера тонким ремешком. После того, как высохнет и стянется, держать будет насмерть. Привязал широкий ремень, чтобы носить через плечо. Вздохнул:
— Вот и все. Если мытники появятся и здесь, их ждет крайне неприятный сюрприз.
А в памяти почему-то всплыли не лысые головы с клыками в гадко улыбающихся ртах, а глубокие голубые глаза.
Новик подошел к воротам, громко крикнул:
— Рюрик, ты там сегодня у терема? Выпусти-ка меня в поле, хочу железом немного помахать.
Через минуту Андрей сбежал по дороге к подножию холма, свернул к озеру и пошел по льду, играя новеньким оружием. Перебрасывал его то в дальний, то в средний, то в ближний хват, резал воздух, колол, закрывался, опять рубил невидимого противника.
Как же это здорово — идти среди бела дня под открытым небом, не глядя испуганно по сторонам, не прячась от каждой тени и звука. Чувствовать себя хозяином, а не дичью!
— Новик! Андрей, слышишь меня?
— Слышу, Пахом, — резко саданув назад подтоком, развернулся Зверев.
Белый, даром что остановился шагах в десяти, все равно чуток попятился.
— Грозен ты, вижу, новик, — покачал он головой. — Откель меч такой невиданный?