Зеркало Велеса - Страница 38

— Коли один — стало быть, Радомир. — Крошинский наклонился, зачерпнул обеими руками снег, растер по лицу. — Седлать коней! Таран, шесты — на сани!

— Шесты не надо, княже! — вскинулся боярин. — Лесом на руках пронесем. Неча их раньше времени защитникам видеть.

— Таран на сани! — махнул рукой Крошинский. — Запрягай, чего стоите?

Холопы суетились, взнуздывая коней, укрывая их потниками, укладывая на спины седла. Шестеро крепких мужиков поволокли к саням таран: комель сваленной вчера сосны пятиметровой длины, в два обхвата, с четырьмя прибитыми поперечинами из молодых березок.

— Не потянет лошадь-то! — крикнул Зверев.

— Ништо, поможем! — откликнулся один из холопов. Выглядели они бодро, весело. Словно не на смерть собирались, а на дискотеку в деревенском клубе.

Двое холопов начали облачать князя в доспех — и Андрей наконец-то понял, почему литовец, словно баба, щеголял в тесных чулках. Надеваемые на ноги железные голени, бедра, сочленения сидели на Крошинском слишком плотно, чтобы их можно было надеть поверх теплых, свободных русских шаровар.

Через холм переметнулся всадник на рыжем скакуне, слетел с седла, упал перед князем на колено:

— Они вышли из замка, господин! Семь десятков ратных я насчитал, шесть оруженосцев. Идут под командой кавалера Карла. Кавалер Альберт, мыслю, при замке остался. С ним ратных пяток всего да дворня.

— С нами Бог! — встав, широко перекрестился Крошинский. — Милость Бога с нами, братцы! Не попустил Господь слезы лить над племянником моим, по воле Божией спасется он от мук полона жестокого, пыток и голода, по воле Господней и нашей доблестью обретет он свободу! Не посрамим рода нашего! Что скажешь, боярин? Не посрамим!

— Не посрамим, княже! Родичи мы ныне, и род у нас общий, и в детях твоих кровь общих наших предков течь станет. Не дадим друг друга в обиду!

— Не дадим… — Князь сел обратно: — Да быстрее вы, криворукие!

— Вторуша, — кивнул доверенному холопу Лисьин. — Людей наших всех, окромя лучников, забирай, шесты, да к замку не торопясь лесом продвигайся. Будь наготове, но ливонцам не показывайся. Начнете, как Андрей с Пахомом подойдут. Слушайте все! Рогатины — на сани кладите! В лесу не понадобятся.

— Дай пособлю… — Белый повернул Зверева к себе, снял с него теплый треух, взамен шапки кинул на голову войлочную тюбетейку, сверху насадил остроконечный шлем, окруженный но краю кольчужной юбкой. К удивлению Андрея, бармица, как называлась такая железная защита, шла не только сзади и по бокам, но и спереди, оставляя лишь два круглых отверстия для глаз. Обзору кольчуга не мешала — просвечивала насквозь со всех сторон, но неприятно холодила нос и щеки, к тому же сильно царапалась, пахла прогорклым жиром и пачкалась чем-то сальным.

— А без этого нельзя, Пахом?

— Оставь, барчук. Не ровен час, заденет кто. Дело минутное — а с кривой рожей опосля всю жизнь маяться. Оставь.

— По коням!

Воины пришли в движение, запрыгивая на спины коней; заржали лошади, заскрипели полозья саней. Десятки людей, более не таясь, темным потоком перемахнули холм, скатились на дорогу и повернули по ней к совсем близкому замку.

— Новика вперед пропустите! — скидывая крышки саадака, крикнул боярин. — Давай, сынок. Покажи людям, на что ты способен. Тебе первый выстрел доверяю.

— Давай, барчук, — тихо попросил скачущий рядом Пахом. — Не посрами старика, не опозорь звания русского. Давай.

Андрей ткнул пятками своего серого скакуна, отпустил поводья, пуская его в галоп, обеими руками откинул крышки болтающихся по бокам лошади, за седлом, колчанов, рванул лук, выдернул стрелу. Замок стремительно нарастал черной громадиной, поседевшей от снега, что лежал на крыше, на зубцах, в проемах окон, на козырьках бойниц и на стоках. Метров триста всего.

— Видел бы меня наш военрук… — сорвалось с его губ, а глаза уже впились в желто-синюю фигуру, замершую на башне у рыцарского вымпела. Не понял еще, зачем гости пожаловали?

Двести метров!

Уже привычным движением Андрей резко выпрямил левую руку, одновременно оттягивая правую к уху, и тут же отпустил указательный палец. Тетива, разгибая большой палец, тренькнула, щелкнула по браслету, густо запела над ухом. Караульный всплеснул руками, словно увидел давно забытого приятеля, и откинулся назад, скрывшись за зубцами. Зверев отработанным движением дернул из колчана еще стрелу — но больше никаких целей пока не видел.

— Молодец, новик! — крикнул Пахом, но остальным пока было не до похвал.

Что такое двести метров? Секунд десять-пятнадцать. Не успел дядька договорить свою похвалу, как всадники уже осаживали коней перед замком, спешивались, бежали по мосту. Несколько холопов спокойно принялись рубить место крепления цепей к подъемному пролету — на всякий случай. Другие кинулись к воротам, рванули калитку, дернули обитые толстым железом створки — заперто! Они разбежались в стороны и принялись рубить дерево возле петель, в щелях между металлическими полосами.

Полетели белые щепы.

Василий Ярославович, уже пеший, с луком в руках крутился на дороге, рядом приплясывал холоп со щитом. Возле Андрея и Пахома тоже появились литовские ратники, но дядьке этого было мало:

— Новик, щит за спину закинь! — потребовал он и повесил Звереву через плечо кожаную лямку. Себе он щит тоже нацепил.

— Коней! Лошадей уводите! — крикнул на литовцев боярин Лисьин. — Посекут!

Краем глаза Андрей увидел, как в одном из окон башни мелькнула тень, и прежде чем он успел что-то сообразить, руки уже сами рванули кибить и тетиву, стрела ушла в узкий проем. Попал он куда или нет — Зверев не понял.