Зеркало Велеса - Страница 25

— Свежие, края не осыпались еще. Не иначе, ночные. Часа три назад серые прошли. Не спешили.

— Коли так, то и нагоним… — решил боярин, снова переходя на галоп.

Скача по следу, всадники повернули в небольшой кленовый лесок, пробились через орешник. За кустами на утоптанной поляне все было заляпано кровью, валялись кости и ошметки шкуры.

— Косулю задрали, — с ходу определил холоп. — Мыслю, час они тут потеряли, не менее.

— Стало быть, недалеко где-то, — кивнул Василий Ярославович. — Веди, не томи!

— Здесь они игралися… Сытые звери, не опасались ничего. Здесь скакали, не уходили. Четыре. Четыре волка, боярин, не пять. Один пошел, остальные погнались… Волчица, что ли? Ага, туда пошли, к дубраве. И вправду, к Щекатину лесу повернули.

Охотники шагом обогнули густой орешник, под которым проскочила волчья стая. Вторуша спешился, пригнулся над несколькими темными катышками утонувшими в снегу:

— Горячие еще, боярин! Здесь они где-то!

Словно в ответ метрах в ста дрогнули, роняя снег, ветки низкого куста, и через разделяющую клены и дубовый лес вдалеке низину стремглав помчались сероватые тени. Лошади громко заржали, затопали на месте.

— Заводного давай! — крикнул Пахом. Не дождавшись, он рванул повод у Андрея из рук, дохнул в ухо: — Чего стоишь?! — И хлестнул серого по крупу.

Конь сорвался с места, несколько раз скакнул, разгоняясь во весь опор. Зверев лишь чуть-чуть поправил поводом направление — и скакун помчался вслед уходящим зверям. Волки стлались над самым настом: серые с проседью спины, белые «чулки» на лапах, возбужденно приоткрытые пасти, — но конь оказался быстрее и каждую минуту сокращал расстояние на пару саженей. Андрей, поначалу против желания, входил в азарт. Догонит — не догонит, догонит — не догонит. До дубравы оставалось с полкилометра, и звери вполне могли уйти, скрыться в густом кустарнике, спрятаться в норах или оврагах. В лесу скачку не устроишь — на валежнике, на выпирающих корнях, на невидимых под снегом ямах запросто ноги коням переломать можно.

— Давай, давай! — подгоняя серого, пнул он пятками лошадиное брюхо. — Давай!

Человек по натуре своей — хищник, и вид убегающей добычи окончательно подавил в голове паренька человека разумного. Инстинкт охотника взял верх, и Зверев уже не думал о том, что каждое живое существо имеет право на жизнь. Он думал о том, что брать нужно не просто волка, а самого крупного, матерого, шедшего вторым.

— Давай, родной, давай! — Он привстал на стременах, пригнувшись к гриве. — Ближе!

До дубравы оставалась всего сотня метров — но серый уже наступал волкам на пятки. Самый задний, коротко оглянувшись, шарахнулся от коня в сторону — и остался жив. Андрей нагнал второго. Тот тоже оглянулся, но вместо того, чтобы спасаться, попытался цапнуть коня за ноги, кинулся под брюхо. Зверев, пригибаясь, сколько можно, взмахнул рукой — грузик кистеня выскользнул из рукава и четко впечатался хищнику между глаз. Волк полетел кубарем, а паренек еще раз пнул пятками брюхо:

— Гони!

Матерый чуть повернул голову, оскалился, попытался увеличить скорость, но до леса все равно никак не поспевал. Внезапно он подпрыгнул и, перевернувшись в воздухе на сто восемьдесят градусов, оказался к преследователю мордой. Тут же взметнулся в прыжке. Андрей понял, что раскрытая пасть вот-вот схлопнется на горле коня, и рванулся из седла навстречу. Они со зверем столкнулись в воздухе — он угодил волку плечом в грудь, сграбастал пальцами густую шерсть на боках и, падая, обеими руками рванул ее вбок, как метатель молота рвет рукоять своего снаряда. В тот же миг он грохнулся на спину, но и матерый, отлетев в сторону, заскользил на боку по насту, взмахивая лапами. Наконец изогнулся, вскочил. К этому мгновению паренек тоже был на ногах. Глаза врагов встретились — и волк прыгнул снова, метясь уже в его, Андрея, горло. Зверев, чуть приседая, отклонился вправо и назад, взмахнул кистенем.

Секунда — и когда морда матерого оказалась на уровне его уха, грузик стремительно ударил между ушами. Послышался тихий «чмок», и глаза зверя погасли. На землю упало уже мертвое тело.

— Ни себе чего! — облегченно выдохнул Андрей. В ногах ощутилась внезапная слабость, и он сел прямо на снег.

— Барчук! Ай, молодец, барчук! Молодец! — подъехав, засмеялись холопы. — Никак загрызть волка хотел? Весь в отца!

— Че скалитесь, пустобрехи? Коня лучше поймайте! Не видите, ускакал? — появился Пахом.

— Спасибо тебе, дядька, — улыбнулся ему Андрей.

— За что, барчук?

— За шишечки, Пахом, за шишечки сосновые. Сам не представляю, как я ему ухитрился в такой позе точно в темечко попасть! Повезло…

— Повезет, барчук, когда кошель на дороге найдешь. А для всего прочего стараться надобно. Ты так и будешь сидеть, пока снег не растает?

Паренек спрятал грузик обратно в рукав и поднялся. Его серого скакуна уже поймал один из холопов и вел за собой в поводу. Другой, держа за задние лапы, волочил за собой мертвого хищника. Подъехав ближе, кинул рядом с матерым:

— Тоже твой, барчук. Ты, вижу, токмо самых крупных выбирал?

— Это они меня выбирали, — отмахнулся Андрей. Спустя несколько минут третий холоп привез двух зверей, подбитых стрелами, а затем Вторуша кинул в общую кучу рычащего хищника со связанными лапами и перевязанной же мордой, в которую была почти целиком вбита меховая шапка.

— Живой, что ли? Как же вы его?

— А это я, сынок, — подъехав, сообщил боярин, — глядя на тебя, тоже решил детство вспомнить, руками задавить. Ты чего на волка-то прыгнул?